Мими Памфилофф - Случайно влюбилась в… Бога?
– Он никогда этого не позволит. Как он сказал, мы связаны.
– Тогда разорви связь. Отпусти его.
Мое сердце остановилось.
– Я могу это сделать? Как?
– Каача'ал лу'ум, тумбен к'иин, – проговорил Томмазо.
– Качал аллу об тумбу кино? – повторила я неуклюже. – И что это значит?
– Буквально – "разрушенная земля, новый день". Это на языке майа… из древней молитвы. Означает, что ты хочешь разорвать связи со прошлым.
– И что случится? Будет больно, когда я скажу эти слова? – Я представила, как огромная молния ударяет мне в голову.
– Нет, это безболезненная процедура. – Хоть Томмазо и подумал, что мой вопрос глупый, но не стал меня дразнить. Очко в пользу Томмазо.
– Клятва, которую он дал, чтобы создать связь с твоей бабушкой, и которая теперь связывает твою кровь с ним – а также с другими богами – намного облегчает им слежку за тобой. Конечно же, чтобы тебя защитить.
– То есть, вроде как прямая связь с богами? – спросила я.
– Больше похоже на систему отслеживания краденных машин или круглосуточную экстренную помощь при поломке на дороге.
– Получается, нет никакого сверхъестественного силового поля защиты? – удивилась я.
– Да нет. Прости. Ты пока еще не отошла от всего, что произошло, от стрельбы и этих психов Мааскаб. Связь просто соединяет, образует поток энергии, который привязывает тебя к Гаю.
– Гай говорил, поэтому Симил и дралась за меня. – Все это было так странно для меня. Связь, клятвы, как будто сверхъестественное братство.
– Боги обязаны защищать тебя, как одну из них – их свет проходит через тебя. Ты видела, как Симил вела себя с остальными, – ответил он.
– Ты не под их защитой? – Взгляд Томмазо переместился на мою грудь. – Эй! А ну-ка прекрати. – Я зачерпнула несколько пригоршней пены и нагромоздила ее побольше на груди.
Он приподнял бровь.
– Извини. Не удержался. У тебя очень хорошенькие груди.
Я закатила глаза.
– Тебе пора свалить.
Томмазо выпятил вперед нижнюю губу, словно обиженно надувшись, его золотые глаза искрились.
– Ладно, а что касается твоего вопроса, для нас Учбенов все по-другому. Мы даем им клятву.
– И ты можешь ее нарушить… уйти в любое время? – спросила я.
– Да, Эмма. Я не пленник. Я Учбен, потому что сам выбрал такую жизнь, – ответил он.
– Как ты им стал? – Может они вербуют их в торговых центрах. Или в интернете?
– Мой отец был археологом, работал в Гватемале, когда на его лагерь напали Мааскаб. Его нашли Учбены, еле живого. После того, как он выздоровел, они сделали ему предложение. Думаю, отец согласился из-за того, что получал доступ ко многим источникам информации. Он стал одним из Учбенов.
– Как странно. Он решил стать солдатом?
– Нет. Он не стал стражем, он продолжал заниматься археологией. Каких только Учбенов нет: врачи, учителя, политики, даже косметологи. – Это объясняет классную стрижку Томмазо. – Ну что ж, как бы ты не решилась поступить с клятвой, Эмма, просто помни, у тебя есть выбор.
– Выбор? Ты имеешь в виду себя? Я хочу сказать, ты будешь меня защищать?
Я очень надеялась, что он ответит "нет". Томмазо был умным, загадочным, красивым, сильным, с чувством юмора и… человеком.
Это само по себе было необычным. Если он скажет "да", все может измениться, жизнь станет намного более запутанной. Потому что, возможно, мне нужны оба, Гай и Томмазо, только по-разному.
Один принадлежал реальности, а другой – ну, моим фантазиям и ночным кошмарам.
– Совершенно верно. – Томмазо наклонился ко мне и легко поцеловал в губы, затем ушел.
Ик!
Глава 26
– Вотан, весьма наслышан о тебе. Рад! Очень рад.
Статный мужчина в возрасте с седеющей бородой энергично потряс Гаю руку, а затем практически затащил его внутрь своего коттеджа в стиле итальянской деревни.
Гай слышал множество историй об эксцентричном католическом священнике, но никто не упоминал о его бьющей через край жизнерадостности.
– Очень любезно с вашей стороны уделить мне время, отец Ксавьер. О вашей работе ходят легенды.
– Пожалуйста, зови меня Ксавьер. Я больше не служу в церкви. – Он показал на свою шею без воротничка и засмеялся. На нем был обычный синий костюм и тапочки.
До того, как перейти на работу к Учбенам, отец Ксавьер тридцать лет трудился в архиве Ватикана. Известнейший ученый, теперь он жил в коттедже на охраняемой территории и заведовал Отделом исторических исследований Учбенов.
Учбены разыскали его, потому что он был экспертом по культуре Месопотамии, греческой мифологии и занимался изучением трудов Бернардино де Саагуна, францисканского монаха-миссионера, путешествовавшего вместе с первыми испанскими конкистадорами и записывавшего фольклор ацтеков и майа.
– Как пожелаешь, Ксавьер, спасибо, что нашел для меня время так поздно вечером.
– Да в любое время. Не могу выразить, как я счастлив встретить тебя в живую, – воскликнул Ксавьер, лихорадочно оглядывая Гая с головы до ног, словно он редкая реликвия.
Гая это нисколько не задевало. Он привык, что с ним обращались, как с, ну, богом. Кроме Эммы.
Она считала его не лучше старой половой тряпки. Все верно, старой, потому что новым половым тряпкам, по крайней мере, оказывают честь и кладут перед входной дверью, а старые бросают наружу собирать грязь и мусор со двора.
Ну на самом деле, что она о себе возомнила? Играет с ним подобным образом.
Сначала бросается в объятия презренного человека, Томмазо. Потом трется своим соблазнительным маленьким телом об Гая. И дело тут вовсе не в его мощных феромонах. Гай подавлял их вблизи Эммы.
Это все, на что он был способен. Все-таки, сдерживать свои чувства рядом с ней было трудной задачей. Неужели она и вправду думала, что сможет манипулировать им и добиться у него разрешения позвонить родителям?
Эмма, наверное, чувствует через их связь, что Гая влечет к ней, и рассчитывает его этим контролировать. Но ха-ха, а какое мастерское представление!
Он почти поверил! Но не поэтому же ты ушел? А потому что, не можешь быть с ней и знаешь об этом. И что на счет сенота? Ты ощутил ее желание еще там. Тебе не показалось.
Сомнение с тяжелым глухим звуком пнуло Гая изнутри. Она не могла… это не… нет. Невозможно. Она сотни раз твердила ему, как его ненавидит и хочет от него избавиться.
Она отвергла его защиту и даже сейчас, кажется, желает лишь одного, вернуться домой и попытаться самой справиться с Мааскаб.
И все же несмотря на горькие слова, которые Эмма повторяла годами, Гай не мог выкинуть из головы мысль, что, возможно, страсть Эммы была настоящей.
